Каталог статей

-  ПРОДОЛЖЕНИЕ -

- О.К., К.Ч.: А что можете про немцев сказать? Как летчики, как бойцы?

Были разные... На Орловской операции, наш полк встретился с группой «Удет». Эта была сильная. Понимаете? Вот как появится такая группа на фронте, половину наших самолетов «поснимают». Быстро «снимали» наших молодых летчиков... Вот так. А к концу войны, когда уже появились новые машины, Ла-5, уже почувствовалось, что наши..., ну… идешь, немец за тобой окажется, даешь газу и чувствуешь и видишь, как он отстает. Понимаете? А потом Ла-7 появились, мы два первых трехпушечных пригнали с Люберцев. У моего, ведомого Трошина Василия, командир полка отобрал Ла-7 такой. Ну, у меня остался, я закончил школу воздушного боя ВШБ, да и повоевать успел, как-то не с руки было отбирать.

- О.К., К.Ч.: Но по данным архива первые Ла-7 прибыли, во 2-й гвардейский полк, в ноябре месяце?

Так… Ну, в общем, первые два самолета Ла-7 мы пригнали летом, прибыли под Вильно. Там меня встречал Майоров. Аэродром был Порубанок под Вильно. Ну, в августе меня сбили. На Ла-7 меня сбили.

- То есть вторую победу Вы одержали на Ла-7? Второго «Фокке-Вульфа» своего сбили?

Ну вот в книжке же записано. Где оно тут? 44-й год, и вот этот «Фокке-Вульф».

- О.К., К.Ч.: Встречались ли Вы на земле, со сбитыми немецкими летчиками?

На земле, нет. Вот когда я был курсантом, сбили, кажется 88-й, он сел на поле. И крестьяне косами и граблями, экипаж сильно побили. И притащили к нам. Замполит был у нас, забыл его фамилию, орден-крест у летчика вырвал, и ударил летчика по морде. Такой случай был. Было это в Азове, в 41-м году. Тогда они наглые были, издевались над нами. На бреющем сбросили что-то... Мы лежим на земле, ждем, что взрыв будет, а это были магазины от турельных пулеметов. И вот такое издевательство. У них в воздухе преимущество полное было.

- О.К., К.Ч.: По сбитым немецким летчикам на парашютах стреляли?

Мы? Никогда. А они стреляли. Вот, к примеру, Жорка Филиппов, москвич. Когда в Орле он в плен попал, помните, я говорил, что ноги ему прострелили - это когда уже опускался на парашюте. Они его расстреливали.
Я не знаю ни одного летчика нашего полка, кто стрелял в парашютистов… Видел как самолеты падают, но не видел, что бы кто-то из наших стрелял в спасавшегося с парашютом.

- О.К., К.Ч.: А знали ли Вы имена немцев, позывные, номера частей, которые против Вас воевали?

Нет. Я не знаю, может, командир полка получал какие-нибудь указания. Но я не знал.

- О.К., К.Ч.: А доводилось ли Вам встречаться в воздухе с румынскими или другими союзниками немцев?

Нет, не было. С американскими союзниками мы встречались, на земле, с Б-29. Нам земля говорит:
«Все в порядке. Не атаковать, это наши союзники».
Они видимо возвращались оттуда, с бомбежки. Уже в конце войны в Олешицах сел Б-29 с двумя поврежденными двигателями. Большущий. Аэродром узенький, маленький, около железной дороги, но он приземлился. У них два двигателя отказали, зенитки подбили.

- О.К., К.Ч.: А почему Вы так считаете, что Б-29? может быть, Б-17 «летающая крепость»

Мы тогда не говорили Б-29, а просто «крепость», с четырьмя двигателями… Тогда мы посмотрели, как работают американцы. Командир показал им куда зарулить. Зарулили, и все ушли от самолета, всей группой - девять человек, и в столовую. Неделю пьянствовали, девок требовали… Мы их жизнью не интересовались, у нас война шла. А потом прилетел их транспортный самолет с двигателями.
Американцы болты выбили, и двигатели упали на землю, один, другой. Откатили их в канаву…
А январь месяц был, холодно... Потом большую палатку поставили, включили отопительные лампы… Тепло - в майках, раздетые, устанавливали двигатели. Ну, а наши работали как? А наши техники вдвоем, без всяких ламп, без всяких палаток, без ничего, меняли за ночь двигатели… В фуфайках на 30-и градусном морозе голыми руками. Вот такое было сопоставление. Мы между собой говорили:
«Вот были бы наши условия американцам, что бы те сделали?»
Американцы, если бы они работали в наших условиях, «черта с два» они бы победили. Все смеялись. А они чуть не две недели ковырялись…
Как только они поднялись и улетели, наши техники с ключами, бегом, к моторам, накинулись, выбирать запчасти из этих двигателей. Вроде моторы одинаковые были…
Хорошие моторы были на Лавочкине. Мне в мотор попал снаряд зенитки, и два цилиндра выбило. Но дотянул… Техник открывает капот, снизу лента стяжки и оттуда части летят, падают. Нижние цилиндры выбило.
Вообще-то у наших двигателей было плохое, негерметичное соединение частей. У нас после полета летишь, от коллектора выхлопного до хвоста все в масле и копоти было – камуфляжа и звезд за маслом не видно было.
А вот когда ставили американские моторы или английские… Да. По-моему, английские моторы воздушного охлаждения, как АШ-82… Вот как поставят, техники наши - Богу молились если такой двигатель доставался…

- О.К., К.Ч.: То есть импортные двигатели ставили на Лавочкины?

На Лавочкины, точно я не знаю чьи, но мы считали, что это английские моторы.

- О.К., К.Ч.: Слышу впервые, о том, как западные двигатели, английские или американские ставили на Лавочкины. Может это были АШ-82ФН это или АШ-82Ф? Можно об этом поподробнее?

Редко приходили, с десяток может, но ставили. Они выполнены аккуратно, приходили в ящиках с надписями на иностранном языке. Когда распаковывали его, там один слой, второй слой, типа полиэтилена, силикагелевые подушки влагу впитывать… Я не видел наших в такой упаковке. Да он чистый, во-первых, все блестит, весь в хроме. Ну, сразу видно - заграничное производство. Как поставят такой - мотор чистенький, ни капли масла… ресурс раза в два больше, чем у наших. Наши-то в грузовике в кузове на козлах привозили, в вощеной бумаге, в масле весь, некоторые техники их еще протягивали, прежде чем на самолет ставить.

- О.К., К.Ч.: А подписи какие-нибудь были?

На картере такой круг был, эмблема – голубая полоса… Белые, голубые, там еще какой-то цвет. Чем-то эмблему БМВ напоминало, но не сильно.

- О.К., К.Ч.: А когда Вы их стали получать, эти двигатели?

Уже в Польше...

- О.К., К.Ч.: А не могли это быть немецкие двигатели, трофейные?

Немецкие? Ни один их мотор к нам не подходил.

- О.К., К.Ч.: А вот когда Вы там говорите все в копоти, в масле. А по прилете на аэродром самолет мыли техники?

Бензином. Те, которые коптили сильно, забрасывали маслом, обязательно мыли. Потом инженер эскадрильи с носовым платком подойдет, по фюзеляжу проведет. Потому что полировали даже фюзеляж и плоскости, это придает пять километров скорости.

- О.К., К.Ч.: Ну не пять. Вот, к примеру, командиру 4-го гвардейского полка БФ Голубеву техники зашкурили плоскости, у него двадцать пять прибавилось.

Зашкурили Голубеву? Ну, у нас один сам отполировал, и говорил, что пять-десять километров добавлялось.

- О.К., К.Ч.: Вы говорите, что двигатели сильно коптили, дымили, и бросали масло…

Это - овализация. Овализация - цилиндры разработались. У нас очень много моторов по этой причине поменялось. А хорошие моторы никакого дыма в бою не оставляли.
У нас двигатели не перебирали. Двигатели только новые, только с завода.

- О.К., К.Ч.: Как работал ПАРМ? В смысле, Вам возвращали эти поврежденные самолеты? Или они их забирали, и вместо них выдавали новые?

Ремонтом занимались, только если несколько снарядов попало в плоскость или в фюзеляж.
И этим сами технари занимались. Ну, а если он где-то садится, на вынужденной повредился, то это уже все… Его уже не возвращали. Это в начальный период войны, тогда за каждым И-16 ездили, выкапывали из болота. Инженерный состав очень много работал – была борьба за самолеты. А к концу войны уже «Ну и Бог с ним» и все. Ремонт делали, если только мелкий.

- О.К., К.Ч.: Вынужденные посадки в эскадрилье бывали?

Вот Васька Трошин сел, у него кончилось горючее, мой ведомый. Около Каунаса, там это полотно железнодорожное было, и Васька ударился при посадке в насыпь. Потом с неделю в госпитале лежал.
А Цибко на живот посадил поперек взлетки, потому что у него горючее кончилось, он не успел зайти на посадку.

- О.К., К.Ч.: А сколько раз Вас подбивали? И на вынужденную сколько раз садились?

Подбивали один раз – я уже рассказал. И еще на вынужденную один раз садился, было такое. Под Витебском мы вели бой, потом рассыпались, а тут снегопад пошел. Уже горючее к нулю подходит. И я уже приготовился, ремнем пристегнулся, готовился выбирать площадку… И вдруг - ракета… Оказалось не с нашего аэродрома, с соседнего. Ну, я туда. Оказалось, стартер увидел, что я не ориентируюсь на местности, и дал ракету. Я сел благополучно. Вот если бы не эта ракета, и не этот старик, пожилой человек стартер был… Я отблагодарил его потом, специально ходил, а ему от начальства чуть не попало, что аэродром демаскировал.

- О.К., К.Ч.: А вот какого цвета у Вас на самолетах камуфляж был? Самолеты какого цвета были?

У нас были… Зеленоватые, зелено-зеленые, зеленовато-серые вот были, было…
Те и те были. Такая разнообразная была маскировка.

О.К.,К.Ч.: Зимой красили в белый цвет?

Нет, не было. Как были зелеными, так и летали.

- О.К., К.Ч.: А вот были ли случаи стрельбы по своим самолетам? По ошибке, или еще что?

Было к сожалению. Мы сидим под Витебском, так. Вдруг пара взлетела, в присутствии командира дивизии выпал из облака самолет двухкилевой как его… Ну, похож был на Ме-110… Похож. И наши сходу взлетают, видно было - огонь, и возвращаются. Возвращаются, невеселые… Входит командир, докладывает. Оказалось, сбили нашу Пешку. Она когда перевернулась, увидели звезды. В нашем полку был такой случай. Непряхин еще по своей переправе отштурмовался, так его только представление на Героя спасло… Или он уже Герой был?

- О.К., К.Ч.: Командиры полков, дивизии, они часто вылетали в бой? И как Вы считаете, должен ли командир полка, часто летать в бой?

Нет. У нас в последнее время был Соболев, он очень мало летал. Пушкин был зам. командира полка, тоже Герой. Получил Героя за Орловскую операцию. Один раз значит, аэродром в Белоруссии, Пушкин взлетает, а там аэродромы были узенькие, полевые. Он отклоняется и в капонир, а перед капониром, подрывает самолет... ну хотел перепрыгнуть. А в капонире стоял Лавочкин. Ну, а у них винты трёхлопастные, так, Их ставили одной лопастью вверх. И он пропорол самолету брюхо, упал за капониром. А там как раз Пашка Непряхин пристроился – и вдруг на него самолет падает! Так он без штанов метров пятьсот отмахал! Смех и грех… Я с Марченко на соседнем капонире стоял, все это наблюдал.
Мы прибежали, хвост отлетел вместе с частью фюзеляжа, у него кровь на лице. Он выскочил, хотели с него парашют снять, он всех отталкивает, и с парашютом пошел в штаб полка, вот. Вот Соболев и говорит:
«Теперь, больше ты летать у меня не будешь. Летчики рядовые летают нормально, взлетают с этого аэродрома, а ты взлететь не мог!»
Ну, вот так он после этого почти не летал.

- О.К., К.Ч.: Вы так и не ответили. Вот с Вашей точки зрения, командиры полка обязаны часто летать в бой? Или это все-таки это… он должен командовать людьми?

По-моему, обязательно должен. Ну что начальники: Пушкина — не пускали, Соболева… Соболев один раз собрал армаду, и полетели. И заблудились, чуть полк на пузо не посадил, его Галич спас…
В общем, человек потерял квалификацию летную. Соболев погиб после войны, когда стали тренироваться в ночных полетах и сложных условиях. Он вывалился с облаков, потерял в пространстве ориентировку и разбился.

- О.К., К.Ч.: Вам известен эпизод 23 февраля 43-го года когда погиб генерал-лейтенант Кравченко и командир 263-го полка?

Кравченко был командир дивизии на Волховском фронте. Между прочим, парашют на нем был, который укладывала моя жена. Да, да, моя будущая жена… Что получилось: ему снаряд перебил тросик парашюта. Парашют не раскрылся, и он упал, спиной на бруствер зенитной батареи. И вот после этого, все парашюты стали с двумя тросиками. Жену забрали сперва, потом разобрались и выпустили.

О.К.,К.Ч.: Но командованием какие-либо меры «наказательные» и запретительные принимались?

По поводу чего? Нет, погиб — случайность. Так получается иногда. Не раскрылся парашют по вине противника. Причины явные.

- О.К., К.Ч.: Расскажите, пожалуйста, что, из себя представляла Люберецкая школа воздушного боя?

«Вошебойка» - мы ее так называли. Замысел был – дополнительная подготовка летчиков. Было там самолетов пятнадцать Лавочкиных и столько же Яков, были еще Фоккеры и Мессеры, мы с ними бои учебные вели. Яки в Люберцах летали, а мы летали под Владимиром. Около Клязьмы. Нас, летчиков фронтовиков, которые воевали, было человек пятнадцать. И набрали молодых… Мне попал Васька Трошин, бывший техник самолета. Жили сперва в Люберцах, спали в одной казарме вместе, общались неделю, присматривались друг к другу. Мне понравился Васька Трошин, он только училище закончил. Выбрали мы себе ведомых, и начали с ними тренироваться уже во Владимире. В зоны ходить, воздушные бои вести, прочее… Хотели такую группу, создать, по типу немецких – у них несколько групп было – с задачей только сбивать. От них особенно наша фронтовая авиация сильно страдала. Как придет эта группа, так колошматит. Говорили, что у немцев в эти группы принимают из летчиков, у которых не менее десяти сбитых самолетов было. А у нас, которые два-три самолета сбили…

- О.К., К.Ч.: У Вас вот большой перерыв по сбитым: 12 февраля 44-го, Вы сбили, а следующий - 4 августа 44-го. Это большой перерыв, это время обучения в Люберецкой школе, да?

По-моему, я там был месяца два.

- О.К., К.Ч.: Вы говорите, что у немцев в группы приходили, имевшие по не менее десяти сбитых. А откуда вот эти вот данные вам доводились?

Так это разговоры были летного состава. Нас даже предупреждали о появлении таких групп, например, перед Сандомирской операцией:
«Смотрите, ребята! Пришли «Мельдерсы», так что будьте внимательны».
Наш полк был сильный по личному составу. Много Героев было, и хорошо заботились и втягивали молодежь, в бои воздушные. А другие полки - маршевые, так называемые, они здорово страдали.

- О.К., К.Ч.: Вы же говорили, что в вашем полку состав 1-ой – 2-ой эскадрильи редко менялся. А вот в 3-й эскадрилье… Так вот это от кого зависело? От командира эскадрильи?

Это зависит от штаба полка, командования. Они назначали кого куда. И потом бывало такое - судьба у эскадрильи неудачная: один командир эскадрильи погиб, второй… Понимаете? А после их гибели стала эскадрилья третья «маломощная» и пошло…
Перевели туда Непряхина, для того, что бы усилить. Как никак на него представление написали на Героя Советского Союза. Летчик очень хороший был. И вообще отличный парень был, но только до представления к званию Героя. И не пил, вообще ничего. А когда ему первый раз отказали в звании Героя… Обида, конечно. И он начал пить. Когда война закончилась, он уже «по-черному» пил. Пьяный - все время. Он был заместителем командира эскадрильи, потом стал командиром звена, потом до старшего летчика его понизили.
Ну, после войны, ему присвоили звание Героя Советского Союза, но он к этому времени стал алкоголиком. Я его последний раз видел в Азербайджане, на аэродроме Аджикабул. Сел на этом аэродроме, по какой-то надобности, парой или звеном сели, точно не помню, и мне сказали, что Пашка Непряхин тут. И я пошел к нему. А там, в Азербайджане, глиняные постройки. Среди них искал его. И вот говорят:
«Он там - летчик».
Я прихожу, а там какие-то нары сделаны… и кругом бутылки. Пьет. Я говорю:
«Паша! Что ты? Во что ты превратился?»
«Все! Все! Все! Я больше пить не буду!»
Он познакомился с женщиной, которая заботилась о нем, но он пить продолжал, и в конце концов его уволили. Уволили, а его жена, она родом из какого-то сибирского городка была, я забыл, увезла его к себе на родину. И там вскорости Пашка умер. Ну, спился…

- О.К., К.Ч.: Вы помните номера Ваших машин боевых?

У Ла-5 «17» - номер был. Я как в полк пришел, получил бортовой номер «17». И значит, когда на переформировку уехали, меня отправили в школу воздушного боя, самолет остался в полку. И вот значит перед отъездом из полка, я собирался и пошел на аэродром, за чем-то мне надо было. И смотрю - лежит кверху колесами, моя машина – это молодой летчик Цибко, который только что прибыл, на нем скапотировал. А когда пришел из ВШБ, то летал на Ла-7. Но номер уже не помню. 60 лет прошло…

- О.К., К.Ч.: В бой смешанные: Ла-5, Ла-5ФН, Ла-7 группы ходили? Если да, то не мешало?

Нет, ну как-то безразлично. Все летали, вели бои. У меня был Ла-7, а у Васьки Трошина был Ла-5, вместе ходили, не отставал, и ничего. Потом, мы же не в гонках участвовали, а воевали… А на войне скорость важна, но голова-то важнее.
Не ощущали разницы «ФН», простой… ничего не ощущали.

- О.К., К.Ч.: Можете ли вспомнить обстоятельство боя, когда Вы сбили Юнкерс-87? И чем Вам эта машина запомнилась?

А «лапотник» этот.… Это уже в Германии, наверное, в апреле. Где-то здесь написано. Вот: «Штурмовка…, включая воздушный бой с девятью Ju-87, и сбил лично один Юнкерс-87» И дата -12 февраля 45-го …
Да, уже забылось многое. Не помню точно. По-моему после штурмовки мы шли домой. Почему-то подзабыл, но помню другое - когда подбил Ju-87-й, они сели на поле на колеса. Я смотрю, самолет сел, но не горит. И вижу из кабины самолета, выскочили двое - стрелок и летчик. В синих комбинезонах, там еще площадка была желтоватого цвета. И я решил уничтожить немцев, бегущих от самолета. И начал пикирование… Самолет горит, дым идет, ну вот, поправку делаю для стрельбы. Бегут, но когда я захотел по ним, в этот момент они остановились, повернулись ко мне лицом и подняли руки. И я сразу, как они подняли руки, я пошел вверх и дал из пушек залп. Это что бы немцы теорий не строили, что матчасть подвела, а потому что как бы «рыцарский жест». Это было на нашей территории, они все равно в плен попадут. И я решил не расстреливать. Они стоят передо мной, двое сдавшихся, как рыцарский жест, враг повержен, лежит…

- О.К., К.Ч.: В полку прозвища, клички были?

Ну, я не знаю. В воздухе у нас были номера самолетов позывными. При переговорах: номер самолета и кодовое слово…

- Вот, а дружили ли с соседями по дивизии, с летчиками других полков Вашей дивизии?

Мы вместе на одном аэродроме не сидели... Ну, то есть, на один полк один аэродром.

- О.К., К.Ч.: Вы не помните, что входило в состав батальона аэродромного обслуживания?

Ну, первое, это вещевое обеспечение. Вещевые склады. Там выдавали одежду, одеяла… Авторота, обязательно. Рота охраны? Я не помню. Питание, горючее, боеприпасы и поддержка рабочего состояния аэродрома… и все. В полку была своя собственная связь, а в БАО связи не было… И что еще точно было - это пищеблок, питание.

- О.К., К.Ч.: И как Вас кормили?

Кормили отлично, впрочем, во время войны мы особо внимания не обращали. Но я один раз подумал, как нас хорошо кормят. Это, когда меня сбили, пожалел, что я не позавтракал…

- О.К., К.Ч.: А в столовую, Вы как садились обедать? По эскадрильям? Или у Вас отдельные столики были?

В столовую идем всей эскадрильей. И каждая эскадрилья имела свое место. Стол на эскадрилью. Шесть мест с одной стороны и шесть с другой стороны...
Но если боевая работа идет интенсивная, то кухня подъезжала к нам. Нас у машины девочки-официанты обслуживали.

- О.К., К.Ч.: Сто грамм каждый день выдавали?

Все время выдавали. Были бои, не было — но давали.

- О.К., К.Ч.: За сбитый самолет тоже полагалось сто грамм, так?

Этого не помню. Если успешной была работа, сбили, то дополнительная порция. Не из-за того, что это было записано, а это просто сами по себе. Спирта было много... Сбитый самолет-то оплачивали.

- О.К., К.Ч.: А когда Вы на реактивных летали. Когда Вы на сверхзвуке летали, у Вас питание какое-то особое было в столовой?

Нет. Ничего особенного. Все мы были равные. И жили это технический состав, офицерский, так. Все в одной столовой питались. И все мы были одинаково. Но можно было выбирать первое блюдо или второе… Летному составу шоколад давали, мы его копили, потом детям носили.

- О.К., К.Ч.: 7-го мая 45-го года Вы один из последних сбили немецкий самолет?

Да, было - сбил Фокке-Вульф. Мы в том бою сбили три самолета. Я был, Трошин и кто-то еще, не помню, может – Левченко и Тараненко. А! Галич с Цибко. Наши танки шли на Прагу, а мы их прикрывали. Возвращаясь встречаемся с четверкой «Фоккеров». Нас четыре было и «Фоккеров» четверо. «Фоккера» с подвесными баками. Такое чувство было, что они летят далеко на запад. Наверное, к американцам. Или на Испанию.
И мы встретились почти на пересекающихся и проскочили вперед, они вроде разворачиваются. Мы начали разворачиваться на их четвёрку, и немцы увидели. И на лобовых скоростях. И на лобовой они оказались выше - тактически мы проиграли. Я тогда задрал нос самолета, а немец почему-то перевернулся, и весь залп точно ему в кабину вошел, только осколки фонаря посыпались. Он сразу стал сваливаться. Ну, а остальные сразу с переворотом и в разные стороны. За одним погнался Васька Трошин, за другим погнался, кажется, Галич. Я уже забыл кто. И я стал на вираж и кричу.
«Выходим из боя! Горючее на исходе! Хватит гоняться за ними».
Но они их догнали… И два самолета сбили... Один ушел… Цибко чуток топлива не хватило, пришлось бы иначе на поле садиться.

- О.К., К.Ч.: А кто сбил последнего за войну? Не помните, Трошин или Галич?

Галич вроде. А предпоследний у Трошина. Так мне помнится.

- О.К., К.Ч.: А как 109-й сбивали, помните? 20 марта 45-го года.

Не помню даже, что мы делали. Запись: «Штурмовка в районе Губина железнодорожного эшелона… и один воздушный бой. Лично сбил сто…» А! Это мы эшелон сожгли… Мы штурмовали эшелон, и в этот момент, как мы начали штурмовать - «Мессера»… Тяжелое положение, но он передо мной выскочил, сам в прицел влез, и я его сбил.

- О.К., К.Ч.: А вот на штурмовку вы с бомбами летали?

С бомбами, начали в 43-м году. Не один раз мы штурмовкой занимались. Нам сначала приходилось сбрасывать бомбы. А потом значит уже…

- О.К., К.Ч.: А как целились?

Два способа. Один значит, «вертикальный» - если надо с пикирования. И если сходу, то есть где-то 30 – 40 градусов.
На лобовом стекле была реечка сделана, и как только подходишь к этой реечке цель подводишь - бомбы кидали.

- О.К., К.Ч.: А какие бомбы обычно брали?

ФАБы. Наверное, пятьдесят. И сто тоже брали, и зажигалки - ну, эти ЗАБы.

- О.К., К.Ч.: А с двумя сотками Лавочкин как взлетал?

Нормально взлетал, разбег чуть подлиннее. И с 500-кой Лавочкин взлетел бы, я думаю, надо было бы аэродром побольше, да покрытие поплотнее. Разбег метров на двести, на триста больше.
Ну, еще снаряды были. К фугасному снаряду приваривали крыльчатку. Взрыватель был с ветрянкой.

- О.К., К.Ч.: Вот каково Ваше мнение о наших летчиках штурмовиках, о бомбардировщиках?

Летчиков штурмовиков очень уважаю. Трудная у них работа - все время у земли… Я бы так не смог. Помню прямо на наших глазах, мы с аэродрома наблюдали: с фронта возвращается четверка на бреющем полете. А за аэродромом, где мы стояли, была небольшая возвышенность. И вот на наших глазах один врезался в этот холм, его подбросило, повернулся, упал и сгорел. Второй случай – взлетала пара штурмовиков, и у одного бомба оторвалась. Оба погибли… Вот так вот.

- О.К., К.Ч.: Существует такое мнение у летчиков-истребителей, что «лучше десять раз слетать на воздушный бой, чем один раз на штурмовку». Что доставалось очень сильно от наземных войск…

Штурмовка, конечно, занятие мерзкое… Зенитки бъют… Ну, для этого выделяются самолеты - уничтожить или подавить зенитки, эти, «Эрликоны», остальные будут по цели бить.

- О.К., К.Ч.: А что для Вас было тяжелее: сопровождать бомбардировщики, штурмовики или прикрывать войска?

Ну, конечно, сопровождать штурмовиков было сложнее. Бомбардировщики шли постоянно на высоте. Понимаете? Две-две с половиной тысячи, три тысячи; у них и скорость постоянна - их легче было прикрывать. А штурмовики маневрируют, и скоростью, и направлением. Нам болтаться на сниженной скорости – опасно, это же «самоубийство». И очень тяжело немцам бой было навязать. И потому мы на скорости держались…
Илы пока задачу не выполнят на штурмование, они не уходят. Они штурмовали настойчиво, задача у них такая. А мы вот тут выкручиваемся.
А бомбардировщики, они идут девятками и даже скорость, держали с нами одинаковую такую одинаковую: «Пешки» были, Ту-2 были. Других не помню. «Бостоны»? Нет мы их не сопровождали.

- О.К., К.Ч.: А вот американские, английские истребители, ну которые нам поставлялись по ленд-лизу, Вы встречали?

Ну, мы выше «Кобр» летали. Мы на разных высотах «Кобры», Яки, Лавочкины. В зависимости от преимущества по высоте. Одни самолеты на одной высоте, например, вираж делают там за 30 секунд, на другой высоте вираж может за 20. Было так, а точнее не могу сказать. Еще подбитые «Кобры» садились на наш аэродром вынужденные. Но мы не пересекались.
«Кобры» требовали хороших аэродромов. Покрышкин «Кобры» на дороги сажал на «автобаны» немецкие. Они только еще разделительные полосы выравнивали.

- О.К., К.Ч.: Помните ли Вы когда-либо случаи, когда погибали летчики Ваши? Или сбивали Ваших летчиков, у Вас на глазах?

Нет, я ни разу не видел, что б кто-то падал. Ну а в последние дни, в апреле, в мае — это полное преимущество было наше авиации.

О.К.,К.Ч.: И вот по поводу управления самолетом. У немцев, ручку газа даешь и винт сам в нужное положение выводится? А на Лавочкине…

Хороший вопрос. Было два рычага: тяговый и шаг винта. Корректор? Высотный корректор? Они рядом были…

- О.К., К.Ч.: Вроде у немцев, управление было лучше, но наши ветераны говорят, что управление немецкое было хорошое, но раздельно управление шагом и газом для боя было все-таки удобнее. А Ваше мнение, каково?

Проблем не было, так. Главное затяжеление винта. Затяжелишь и дальше газом… А на маршруте так и удобнее было с раздельным…

- О.К., К.Ч.: У Вас ручка уже была, вот такая, пистолетного типа или бубликом?

Нет, не бубликом, у меня - пистолетного типа. И там кнопки были. Здесь, под указательным пальцем - кнопка для пушек. И «перекидывали» переключатель: когда – пушки включить, а можно «бомбы» нажать, и падали бомбы.

- О.К., К.Ч.: Как Ла-5 повреждения держал?

У нас был такой случай с Миней Макаровым. Вы, наверное, знаете, у Лавочкина был люк сбоку, там баллоны. И вот туда попал снаряд зенитки, и этот лючок выбило и повредило фюзеляж. Самолет вернулся, летчик ходит над аэродромом… Как садиться? На живот или на шасси?
Инженер полка говорит — «сажать на колеса нельзя», а кто-то предложил «пускай шасси выпускает».
Он выпустил шасси, пошёл на посадку, только приземлился, фюзеляж «оп!» пополам сломался. И он, находясь в кабине с мотором кувыркается. Ну, конечно погиб, там его похоронили.
Когда я искал своих товарищей после возвращения «из-за границы», ну, сбили меня когда, я приехал на тот аэродром, стали мы могилу летчика Макарова искать, но ее уже срыли.

О.К.,К.Ч.: На Балтике, среди пилотов Яков, ходили слухи о том, что у Ла-5, в принципе, при резком рывке ручки на себя на посадке, мог отлететь хвост. За ним такое было или нет?

Не было. Когда садишься, то всегда главное - плавно. И зачем дергать ручку?
Единственный случай, вот с Макаровым. Сажать надо было на живот, ему по рации то кричали:
«Сажать только на живот!»
А он - на колеса.

- О.К., К.Ч.: Мне ветераны говорили, сравнивая Як-3 и Ла-7 - вести бой с истребителями – «Якушка» — легче машины нет. А воевать надо на Ла-7...
Правильно.

- О.К., К.Ч.: А вот как отношения с местным населением было? С немцами там? С поляками? С чехами?

Когда мы уже вошли в Германию, так вроде все ничего. Первую неделю, может, кто-то где-то побесился, за родных там мстили, а потом остыли быстро. Со старухами то, да с детьми чего воевать? По другому было в Польше – там никаких отношений не было и вообще намного хуже… И подо Львовом, - он раньше к Польше относился… Мы к ним с душой, а они нас за врагов считали…
Население использовали, чтобы расчистить аэродром, воронки засыпать. И вот в Польше они работают отдельно, и мы отдельно и никаких контактов…
Там у нас трагический случай был: в весенний период днем тает, снег идет, ночью морозец, и лед появился. БАО – батальон обслуживания отвечает за состояние аэродрома. И работяги местные лед скалывают. А в это время Иван Левченко на дежурстве был, и ракета. А у него воздух стравляет из баллона. И когда обороты раскрутил, самолет пополз… А «лоб» у самолета большой, и не видно было рабочих. Все разбежались, а один не нашел ничего лучшего как руки поднять. И его разрубило винтом. Одна лопасть в одну сторону, другая в другую, а он - кусок мяса. Одни ноги остались. Весь самолет был в крови... Я стоял рядом, когда это случилось… Ну я бросился к Левченко на плоскость
«Что такое?»
А он еще не понял что такое:
«Тормоза, — говорит - не держат.»

- О.К., К.Ч.: И никаких уголовных дел не завели?

По-моему, не было.

- О.К., К.Ч.: А в Германии как к немцам относились?

Немцы у нас на аэродроме работали. Там с войны все было завалено самолетным хламом, чепухой всякой. Идем по аэродрому, они работают. Им рукой помашешь «Здравствуй!», и они нам помашут «Здравствуй!». Ну, и в нашу столовую ходили, кормили их там, хотя и не положено было. А почему нет, люди же?

- О.К., К.Ч.: А такого отношения, что, вот мол, русские медведи с Сибири… Такого не было?

Такого не было. Ну, люди и люди, как все. Разве что, немцы к концу войны, на территории Германии и Польши старались именно к русским в плен сдаваться. Их собирали в группы и отправляли в тыл. Но бывало и так, что если полякам отдали группу, человек там пятьдесят, они уходили за аэродром, и пленных расстреливали. Мы находили трупы, документы. Фотокарточки жен и детей лежали разбросанные. Ну, понимаете… Поляки расстреливали нещадно, у них были 9 миллиметровые английские автоматы - в голову раз — черепа нет. Немцы, сдаваясь, кричали «Русски плен, русски плен! Битте! Битте! Нах Сибирь!» Только не к полякам. Понимаете?
Ну, что про чехов? После войны они переходили с «Мессермиттов» на Ла-5. Командир чешского полка, начал взлетать на Ла-5 и не удержал управление, повело его на взлете, а аэродром маленький там был, и разбился. А остальные категорически: «Не будем летать на Лавочкине!».
Ну, еще что? У чехов кинотеатр был, и каждый день шли фильмы немецкие. И мы тоже каждый день ходили… Ну и вообще, - очень хорошие отношения. Чехи нас, как говорится, «на руках носили». Это потом «госполитика» дурацкая, все испортила, и мы потеряли популярность.

- О.К., К.Ч.: Раз уж мы коснулись национальных вопросов. В полку, на национальной почве, какие-нибудь трения были?

Все были равны. Просто советские летчики. Наш полк до войны формировался на Украине. Техники в основном украинцы были. Трений никогда не было.

- О.К., К.Ч.: В конце войны пошло освобождение Западной Украины, появилась украинская освободительная армия… Бандеровцы. А украинцы, служившие в полку, как к ним относились?

Ну, как? Они наши враги. Пошел наш в лес, и пропал... У нас утащили зенитную установку... Бандеровский был район западнее Львова… Очень много их там было. Кстати, там на железнодорожной ветке стоял наш бронепоезд «Борис». Название большими буквами написано. Значит, в честь своего товарища погибшего написали. Наш второй гвардейский полк специально над ним ходил, охранял, а он нас.
И вот как только мы ушли оттуда, нас догнало известие - бандеровцы, всех у кого в доме останавливались русские летчики, поубивали. Глупость и зверство, люди то тут причем? Нас же по приказу подселили…
А еще случай был: летчик Ким Асташевский, в Липецке живет, на По-2, полетел зимой и сел на вынужденную – встал мотор, и, как говорится… «в рубашке родился»... Как только сел, так на санях к нему подъехали. Но не бандеровцы… Эти были другие «националисты», с бандеровцами они воевали… Самолет к себе отбуксировали. И у нас почти бой получился, когда наши на машине приехали смотреть что с самолетом и летчиком. Они охраняли самолет, никому не позволяли приближаться.
Опасны для нас были именно бандеровцы. Лётчики ночью не выходили, где оказался там и ночуешь - в штабе и на аэродроме.

- О.К., К.Ч.: Кстати о политике. В чем у Вас в полку политработа заключалась?

Политработа? Ну, например, у нас «вечера» были. Мишка Арефьев пел замечательно. Голос – чудный. Он потом после войны, когда демобилизовался, в хоре Пятницкого пел. Журналы рисовали. У нас хорошо ребята рисовали. Жорка Филиппов сочинял стихи всякие. У него была в Москве девушка, и он ей письма «метровые» писал, и все в стихах. Парень был талантливый.… Это была политработа…

- О.К., К.Ч.: Встречались ли Вам летчики-штрафники? Ну, за пьянку, и ли еще за что, сроки назначали, в штрафбат отправляли? Вы слышали о летных частях, которые укомплектовывались штрафниками?

Нет, нет. И что были такие полки не слышал. Штрафные? Авиационные? Я слышал, что проштрафившихся посылали в пехоту.
Жорка Филиппов, после того как в плену побывал, прошел пункт проверки в тюрьме. В нашей - советской. Приходила девушка, ее спросили:
«Вы этого человека знаете?»
Ответила:
«Да, тот самый летчик, раненый в ногу, что был в плену. И мы его вынесликак мертвого…». И проверка кончилась, его освободили.
А если бы не опознала, то, наверно, попал бы в пехоту в штрафбат.

- О.К., К.Ч.: А как Филиппов потом погиб? Это не напоминало, вообще, самоубийство? Какие могли бы быть причины?

А 25 или 26 апреля мы летали на задание, и он не вернулся. Мы не видели, как и где упал. А на нашем аэродроме села четверка «Кобр». Спросили их, не видели ли?
«Видели, — говорят, — Видели - шестёрка ходила, потом один отстал, походил кругами — переворот, и в землю…»
Причины? Ну, у него с девушкой рвались отношения, она в Москве замуж вышла, пока он воевал. Самоубийство на почве несчастной любви... Немецких самолетов не было... Сделал вираж, переворот и в землю. Кто знает?

- О.К., К.Ч.: А как в полку проверяли технику пилотирования?

На Як-7, по-моему.

- О.К., К.Ч.: А вот там у Вас написано УЛа?

УЛа? Я не помню.

- О.К., К.Ч.: А так вот посмотри запись, вот: «УЛа-5. Перелет Олешицы - Смердыня.»

А! На УЛа-5, я никогда не получал провозных. «Перелет»! Ну, это перегоняли самолет… После того как полк в Польшу ушел, на другой аэродром, остался учебный самолет - в мастерских - Ла-5 переделывали в УЛа-5. На По-2 меня Анташевский привез. Подходит техник:
«Товарищ командир! Самолет к вылету готов! Все в порядке!».
Я ему говорю:
«Хорошо, надевай парашют, - ты со мной полетишь».
«Тогда еще минутку, надо посмотреть двигатель».
И он начал копаться в машине… Я говорю:
«Как же так, если я один полетел бы, так и хрен со мной, а как вместе, так надо еще посмотреть?»
Первый такой случай со мной был, и единственный… Вообще-то техники хорошо работали, а этот… Бог ему судья… Ну, нормально перелетели…

- Как узнали о конце войны?

Сели в Гроссенхайме, нас предупредили, что рядом немцы болтаются, спать не раздеваясь. Вдруг – ночью, под утро, пальба из всех видов оружия! Все вскочили, решили что немцы на прорв пошли через нас. Мы в окно:
«Чего там?»
«Война кончилась!»
Тут уж мы сами начали стрельбу. На утро собрали нас, и говорят – ну ладно из автоматов-пистолетов пострелять! Так ведь технари завели моторы и из пушек лупить начали!

О.К.,К.Ч.: В&